Мускулы его лица дрогнули, подбородок напрягся.

— Как вы? — спросил он.

— Очень хорошо, — холодно ответила она. — Я должна поблагодарить вас за то, что вы окружили меня такой заботой.

— Это мне ничего не стоило. Может, мы пройдем и сядем?

Она подошла к одному из двух парчовых кресел с маленьким столиком посередине и села на краешек, держа спину очень прямо и сцепив руки на коленях.

Майор расположился напротив. Не находя нужных слов, он принялся искать в кармане сюртука сигару и, получив разрешение Элеоноры, затянулся. Запах дыма заполнил комнату, постепенно поглотив запах мыла. Когда, наконец, сигара разгорелась как следует, он взглянул на нее сквозь густые, песочного цвета ресницы.

— Я думаю, что об этом вы хотели бы узнать в первую очередь, — начал он резко. — Обвинение против вас снято. Хуанита Санта Мария, женщина, обвинившая вас, как вы, возможно, знаете, мертва. Она разоблачена. Генерал Уокер, вернувшись из Риваса в прошлом месяце, тщательно расследовал это дело. Вы оправданы.

Элеонора подняла голову.

— Генерал и фаланга… вернулись в полном порядке?

Он коротко кивнул.

— Они победили?

— Да, особым, генеральским способом, — согласился он. — Я не знаю, известно вам или нет, что он вернулся из-под Риваса, не напав на костариканцев при первой попытке в марте из-за слухов о том, что гондурасцы выступили. Когда оказалось, что слухи необоснованны, он снова пошел на Ривас, желая захватить центр города, но противник численно превосходил Уокера, и он попал в окружение. Позиция оказалась невыгодной, и иного выхода, как ретироваться под покровом темноты, оставив раненых в церкви возле площади, не нашлось.

— Так это была победа? — смущенно переспросила Элеонора.

— Как оказалось. Глупые костариканцы вошли в церковь и изрубили всех раненых, а затем выбросили их тела за пределы города. После этого они неделю праздновали победу над Бессмертными, и, вполне естественно, началась холера. Эпидемия поработала над уничтожением коста-риканской армии куда лучше, чем Уокер мог даже мечтать. Эти идиоты умирали как мухи, и вместо того, чтобы объявить карантин и не дать болезни распространиться дальше, они кучей повалили в Коста-Рику, неся с собой заразу. Говорят, тысяч десять уже умерло, и еще умрет неизвестно сколько. Будет чудо, если они смогут набрать новую армию в ближайшие годы.

— Вы очень строги к ним, — она сощурилась. Он едва взглянул на нее.

— Я ненавижу непрофессиональную работу.

— Вы бы предпочли, чтобы костариканцы оказались умнее и победили генерала Уокера?

В его бледно-голубых глазах мелькнула усмешка.

— Проницательно, однако я намерен раскрыть вам секреты своих симпатий. Это необходимо для моих дальнейших планов.

Элеонора настороженно взглянула на него. Она не должна позволить шантажировать себя. Она ждала, когда он продолжит.

Майор затянулся, выпустил дым, скрывший выражение его лица, затем, обнаружив, что сигара безвкусна, встал, подошел к окну и выбросил ее. Опершись рукой о раму, он сказал через плечо:

— Из того, что я вам рассказал, вы поняли, что свободны и можете вернуться в Гранаду, а когда вы окажетесь там — можете восстановить прежние отношения с полковником Фарреллом и занять свое место под солнцем Дяди Билли. Они будут рады воздать вам за все, что вы пережили.

— Я не… — начала было она, но он резко прервал ее.

— Вопрос не в том, что вы хотите: вы сделаете то, что я вам предложил. Укрепившись там снова, вы откроете глаза и уши и малейшую информацию, которую узнаете о планах демократического правительства, будете доносить мне лично.

— Вы просите меня… шпионить для вас?

— Не прошу, а требую.

— А почему, вы думаете, я соглашусь? — повысила она голос.

— У вас прекрасные причины для мести. Вас обвинили, вас преследовали, вас заключили в тюрьму, вам пришлось увидеть смерть своих друзей. И еще

— вопрос о вознаграждении. Вам будут платить, и платить хорошо за такую службу.

— Не сомневаюсь. Вандербильд?

— Косвенно — да, — согласился он, настороженно повернувшись к ней.

— Я очень сожалею, что придется разочаровать вас, но я не чувствую зла к Уильяму Уокеру. Он, я уверена, никак не замешан в случившемся со мной. Это его любовница, которую я должна ненавидеть.

— Нинья Мария? — спросил он с наигранным сомнением.

— Она самая. Опровергните, если сможете. Ведь это она подготовила ваше появление в Гондурасе.

Он помолчал. Его лицо ничего не выражало, когда он смотрел в зеленые глаза Элеоноры. Наконец, кивнув, он сказал:

— Вы правы. Мы получили предложение поменять вас и вашего брата на гондурасского офицера, сына богатого человека, взятого в плен во время стычки на границе. Сейчас он находится в тюрьме в Гранаде. Кое-кто из местных решил, что Уокер ценит вас так высоко, что поменяет на офицера. Они были правы, их условия приняли, а Нинья Мария предложила послать меня опознать вас и, если это предложение будет юридически оформлено, совершить обмен.

Элеонора торопливо опустила глаза, подумав, почему не Грант приехал за ней, почему не вызвался, если хотел ее освобождения?

— Это… для вас прекрасная возможность встретиться с представителями Вандербильда.

— Да, — согласился он открыто.

— Очень жаль, что вторая часть вашей миссии обречена. Нинья Мария будет вами недовольна, я искренне надеюсь на это.

— Я понимаю ваши чувства, но не рискую доставить неудовольствие тем, на кого работаю. Если вы не примете мое предложение, мне придется искать другие пути, вынуждающие вас согласиться.

— Жеманство, флирт — и все для того, чтобы вернуться в постель полковника Фаррелла и рыться в его бумагах? Что заставит меня сделать это?

Оттолкнувшись от окна, он подошел к подносу с завтраком и сел. Из-под льняной салфетки извлек грудку цыпленка, дрожжевой белый хлеб, персики, виноград, бутылку холодного белого вина и два хрустальных бокала. Вынув пробку из бутылки, он наполнил бокалы и один протянул ей. Элеонора механически поднесла его к губам, бессознательно отметив, что вино чуть кисловатое, но хорошее, и продолжала наблюдать, как Кроуфорд осушает свой бокал. Затем он снова налил вина.

— Вы почему-то не спрашиваете о вашем брате.

Элеонора застыла.

— Вы… вы знаете, где Жан-Поль? Вы знаете, что они с ним сделали?

— Они ничего с ним не сделали. Пока. Он здесь, в доме, в комнате, похожей на эту.

— Вы точно знаете?

— Так же, как то, что я здесь сижу. Даю вам слово.